На краю империи: Камчатский излом - Страница 19

Идею подсказала Кымхачь. У ительменов женщина, ставшая вдовой, вновь может обзавестись мужем, но предварительно с ней должен переспать кто-нибудь другой – снять с нее «грех». Иначе новый муж рискует вскоре умереть по примеру предыдущего. Русский владелец ружья умер, и с тех пор никто из оружия не стрелял, не убивал, то есть не использовал его по назначению. Поэтому данный предмет может быть опасным для нового хозяина. А вот Коско готов снять «грех» с волшебного русского предмета, причем совершенно бесплатно! А потом он его вернет.

В острожке Иворета Митька успел кое-как отчистить оружие от ржавчины. Ржавчины было так много, что снаряд мог, наверное, при выстреле застрять в стволе – со всеми вытекающими последствиями. Так или иначе, но проводить испытания на месте Митька не решился, только свил из мягкой травы жгут, который сможет заменить отсутствующий фитиль.

На обратном пути, проезжая через перевал, Митька увидел довольно обычную в здешних местах картину: на далеком склоне, обдутом ветром, копытило снег небольшое стадо оленей. Дикие северные олени не были редкостью в предгорьях Камчатки, однако на них почти не охотились. У камчадалов просто не было такой традиции, а русские себя этим не утруждали. Кроме того, порох и свинец были настолько дороги, что покупать их ради охоты никому не приходило в голову, а для военных действий использовалось казенное «огненное зелье».

Оружие необходимо было проверить, но истратить заряд впустую Митька не мог – в силу своего казачьего воспитания. Поэтому он решил использовать подвернувшийся случай. Остановил упряжку, привязал собак и стал заряжать фузею, как учил когда-то отец. Правда, забивать пыжи изо всех сил не решился…

Потом надел снегоступы, взвалил ружье на плечо и побрел в нужную сторону. Для начала пришлось преодолеть овраг, где он увяз вместе со снегоступами почти по пояс. Потом стало легче, но тут Митька сообразил, что забыл чуть ли не самое главное. Вернулся к кустам и вырезал две длинные рогульки – для упора. Потом Митька подумал-подумал и вырезал третью – на всякий случай. Обе руки теперь оказались заняты, кисти начали мерзнуть…

Ветер дул откуда-то сбоку, так что вряд ли олени почуяли человека издалека. Скорее всего, они его просто увидели, поскольку спрятаться было негде. Подняв рогатые головы, животные долго всматривались в его сторону, но постепенно вернулись к своим делам. Метрах в пятистах Митька остановился, кое-как отдышался и, повернувшись спиной к ветру, принялся высекать огонь. В дальнейшем охотник смотрел уже не столько на потенциальную добычу, сколько на крохотный огонек самодельного фитиля, который все норовил погаснуть.

В конце концов олени начали проявлять беспокойство и постепенно смещаться в сторону. Охотник решил, что дальше будет только хуже. Самую длинную рогульку он воткнул в снег, подпер ее двумя другими и получил довольно устойчивую треногу. На нее он водрузил ствол, достал пороховницу, выдернул зубами пробку и сыпанул пороху на полку. Пороховницу закрыл, убрал, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и начал целиться в ближайшего зверя. Никакой мушки на стволе, конечно, не имелось.

По ходу дела он вспомнил наставления людей опытных: на ногах нужно стоять твердо, а приклад плотно прижимать к плечу. Митька встал поудобней, приклад прижал, как учили, и, когда олений бок оказался строго на одной линии со стволом, потянул на себя крюк. Фитиль ткнулся горящим концом в порох на полке. Сразу же пыхнуло и бабахнуло.

На ногах Митька устоял, но на какое-то время оглох, ослеп и вообще оказался в нокдауне. Прозрел он довольно быстро, но в ушах продолжало звенеть, а правая рука как бы отнялась. Митька пощупал правую ключицу и пришел к выводу, что она скорее цела, чем сломана. Он облегченно вздохнул и обратил взор на поле боя. Олень лежал на боку и признаков жизни не подавал, а снег за ним был забрызган кровью. Его сородичи разбегаться не собирались, они только отошли чуть в сторону. Впору было снова заряжать ружье и стрелять еще в кого-нибудь. Митька, однако, пошевелил отбитым плечом и решил, что на второй подвиг его, пожалуй, не хватит.

Как оказалось, пуля пробила оленя насквозь, изнутри попала в лопаточную кость и почти оторвала переднюю левую ногу. Митька уселся на шерстистый олений бок, набил табаком трубку и прикурил от фитиля своей пушки. «Олень в общем-то небольшой. Наверное, без потрохов его можно утащить даже в одиночку. Но кишки бросать жалко – их можно скормить собакам. Так что же дешевле: подогнать сюда упряжку или два раза сходить самому с грузом?»

Гнать упряжку на склон через кусты и овраги Митька не решился. Добычу он перетаскивал сам, тремя ходками. Хотел привлечь к этому делу и Кымхачь, но отказался от этой идеи: собак так взволновал запах свежего мяса и крови, что они были готовы сорваться с любой привязи, как только люди отойдут подальше.

Измученный, с огромным синяком на плече, Митька долго размышлял о том, стоит ли игра свеч. Особенно с учетом стоимости свинца и пороха. В хороший сезон за день, не напрягаясь, можно наловить рыбы по весу гораздо больше, чем этот олень.

В связи с нежданной добычей в ительменском острожке, конечно, был праздник. В ходе этого мероприятия оленя съели всего, включая голову и костный мозг. Съели, по сути дела, в один присест, а уже на другой день жители опять принялись за ивовую кору и юколу.

Кое-какой прок от охоты все-таки был – людям понравилось веселиться и есть мясо вместо надоевшей юколы, сушеной икры и коры. Теперь ительмены сами вспомнили про медвежью берлогу и выразили желание организовать охоту. Митьке пришлось согласиться, хотя это его уже не радовало. А как только он согласился и начал собираться, так команда энтузиастов стала уменьшаться: в последний момент у кого-то оказалась сломанной нарта, кто-то приболел, а кому-то просто расхотелось. В общем, вместо десятка лучников компанию Митьке составили только Галгал, его сын и тесть, вооруженные копьями.