На краю империи: Камчатский излом - Страница 30


К оглавлению

30

– Андрей Васильич, мои грехи посля сочтешь. Нынче-то я не в твоей власти. Бумаги тебе важные привез – кликай своего грамотея!

– Обойдусь, – вяло махнул рукой заказчик. – Давай сюда.

Читал он долго – по складам, по буковке. Сначала осилил Митькину «пропись», а потом принялся за офицерский приказ. Когда справился и с ним, по-бабьи подпер щеку и некоторое время смотрел в пространство. Потом с присвистом вздохнул, взял бутыль и набулькал полную кружку – даже на стол пролилось. Выпил до дна, словно это была вода, понюхал черемшу и опять взялся за бутылку.

«А ведь для него это выход, – с досадой подумал Митька. – Напьется пьяный, а завтра снова, а послезавтра опять. С пьяного-то какой спрос? Начальство потом накажет, но не сильно – пьянство не воровство, грех невеликий».

– Бери поджопник и садись, – сказал хозяин с усталой брезгливостью в голосе. – Чего стоишь столбом?

– Ну, сел…

– Пей! – Он подвинул полную кружку.

– Это мне, что ли?! – обрадовался Митька. – Твое здоровье, Андрей Васильч!

– Какое на хрен здоровье?! Быть бы живу, – пробурчал заказчик. – Сказывай, что знаешь! Иль нынче я те докладывать должен?

– Да чо ты, дядь Андрей?! – обиделся гость. – Чо на меня-то сразу?! Я ж не просился – понудил меня бусурман этот!

Митька звал Шубина «дядей» в те времена, когда они с его отцом были дружны. Употребив теперь это обращение, он как бы звал, как бы приглашал собеседника вернуться в «довоенную» эпоху.

– Не ври, Митяй! Я ж тя насквозь вижу!

Похоже, его предложение было принято, и Митька начал рассказывать о своей встрече с караваном приезжих и последующих событиях. Умолчал он лишь о том, как «грозил» кулаком офицеру и как упражнялся в писании букв. Следующий ход был за хозяином.

– Да, Митяй, – вздохнул Андрей Васильевич, – пришла беда – отворяй ворота.

– Чо ж за беда-то? – пожал плечами Малахов-младший. – Как приехали, так и уедут!

– Ага, жди… Думаешь, ты первый с таким указом прибег? Считай, уже третий. Те, правда, солдаты с проводниками были… Все одно и то ж: давай баты, давай людей, избы белые руби и провиант сбирай. Думал, рассосется, ан нет – едут, сучьи дети… Эх ма!

– Да перетащите, – легкомысленно махнул рукой Митька, – с тридцати-то батов!

– С тридцати?! – устало возмутился начальник острога. – А ты знаешь, сколь у этой испидиции грузов, знаешь?!

– Откуда ж… – пожал плечами служилый.

– Тыщщи пудов! Ты и не видал стока добра разом! Мне вот сказывали… Наш-то корапь два рейса на них сделал. Да они еще один такой же в Охотске построили и его полный пригнали! И все в Большерецке выгрузили. И все это к весне в Нижний перетащить желают!

– Чой-то они? Везли б морем, зачем сушей-то?

– Зачем?.. – задумался заказчик и вдруг заорал, стукнув кулаком по столу: – А чтобы нас, православных, извести под корень!!

– Ты бы, Андрей Васильч, чем кулаками стучать, лучше б налил еще по малости, – попытался Митька вернуть разговор в мирное русло. – Примем, перекрестясь, да мозгами раскинем, как…

– Пить с тобой, сука?! – перебил Шубин. – Вот смотрю я на тебя, Митяй, и думаю: ну каким же ты гадом вырос! Коли захочешь, ведь в любую задницу без масла пролезешь! Сколь пакостей натворил, а все живой-небитый. Теперь вот немца поганого в друзьях завел!

– Ты полегче, Андрей Васильч! – обиделся Митька. – Сам-то который год тут на ясаке сидишь! Это за глаза красивые да усы длинные, да? Молчишь? То-то! Чо ты на меня взъелся?! У тебя без меня врагов мало?

– Ладно, хрен с ним со всем, – обессиленно махнул рукой заказчик. Мутноватая вонючая жидкость вновь полилась в кружку. – Держи… Всех изведут, падлы немецкие!

– Благодарствую! – Митька в три глотка осушил посудину и вытер усы. – Вот ведь заладил: изведут да изведут! А зачем? На хрена им нас изводить?

– Бусурмане…

– Однако ж, государыне служат! Не, дядь Андрей, ты не прав. Ширше надо мыслить и глыбже! Я вот рассуждаю: потому они через всю Камчатку грузы таскать вздумали, что пушниной разжиться хотят. Не для казны, конешно, на казну-то приказчики да комиссары стараются. Иль немцы не люди? А прогоны у них, считай, даровые – казна платит.

– И что с того? Что в лоб, что по лбу! – отмахнулся Шубин. – Где я им столько лодок возьму?!

– А ты дай сколь есть…

– Ага, – кивнул Андрей Васильевич, – потом меня запорют, а тебя заказчиком здесь поставят!

– А ты дай сколь не жалко… – Митька многозначительно подмигнул. – Не испидиции тока, ты немцу этому дай – Шпанбергу. Мы, мол, от всей души, мы не корысти ради, а тока уважения для! У тебя, поди, пара соболей-то ненужных найдется, а?

– Эх, бля!.. – Андрей Васильевич задумчиво поскреб бороду. – Может, ты и верно сказываешь… Был бы наш – комиссар иль иной кто, – нет сумнений, а с этим как? И чин-то он не малый, и немец, и с самого Петербурха приехал! Да как к ему подойти-та? Как дать? Лют же, сказывают, аки пес бешеный. Что не так сделаю, и без соболей останусь, и без должности. Ладно, ежели в железа не закует…

– Тута, дядь Андрей, дело такое: или пан, или пропал, – важно сказал Митька. – Хочешь, я все проведаю, а может, и подведу тя к нему – невзначай как бы. Чтоб, значит, ладно было.

– Оно б хорошо, конечно… – призадумался заказчик. – Только ить ты, Митяй, человек темный. Ну как ты меня извести захотел, а? Вот и подведешь – под монастырь-та! Откель у меня вера тебе?

– А у меня – тебе? – парировал выпад Митька.

– Тоже верно… – вздохнул Шубин.

* * *

В верховья реки Камчатки с Митькой прибыло всего с десяток батов разного водоизмещения. В качестве носильщиков заказчик выделил полтора десятка ительменов, в основном пожилого или совсем молодого возраста, и пятерых служилых. Это было менее трети от затребованного количества.

30