На краю империи: Камчатский излом - Страница 35

– Работа возчиков должна быть оплачена! – настаивал Чириков. – Ясачные иноземцы не крепостные и не холопы! Они вольные подданные ее величества!

– Ох-хо-хо-о, вольные… – Митька сообразил, что может слишком далеко зайти, рассуждая на эту тему, и решил малость свернуть: – Конешно вольные, кто бы спорил! Ну, расплатятся с ними по-честному, так все равно ж товару не дадут.

– Это почему же?

– А потому, ваш-бродь, что у каждого здешнего камчадала долгов немерено, несчитано. В счет тех долгов вся плата и пойдет. А расписками, сами знаете, брюхо не набьешь.

– Черт знает что… – приуныл командир.

– Нешто по Сибири иначе? – сочувствующе поинтересовался служилый.

– Везде бардак, Митрий. Но не до такой же степени! Ладно, не расстраивай меня – и так тошно. Скажи лучше, далеко ли отсюда до Верхнего острога?

– Вон ту горушку с камнями голыми на верхушке видите? – указал рукавицей Митька. – Она одна, кажись, на берегу такая.

– Это где деревья внизу? Ну, вижу.

– Так вот: от нее, коли погода не спортится, дня за три нашим ходом до Верхнего доберемся.

– Три дня – это много, – покачал головой Чириков. – Мы давно должны быть на месте!

– На все воля Божья… – вздохнул проводник. – Только до горушки той еще добраться надо.

– Надеюсь, до темноты доедем…

– Напрасно, ваше благородие!

– Что напрасно?

– Надеетесь напрасно, – ухмыльнулся Митька, – никак не доедем. Коли Бог поможет, только завтра к вечеру там будем. Ну, а ежели не поможет, сами разумеете…

– Тут же всего версты четыре! – изумился офицер. – Что ты несешь?!

– Никак не можно, ваш-бродь, – заверил проводник. – Дорога-то, сами видите, на берег уходит. А там через сопки да снова к реке. Вот у той горушки снова на лед и съедем. Там уж полегче будет.

– Опять через сопки?! – возмутился Чириков. – Да у нас же собаки еле живые! Вот же есть след – прямо вперед!

– Ваше благородие, коли меня вожем поставили, мне за дорогу и ответ держать, – приосанился Митька. – Желаете прямо ехать – воля ваша. Только уж не обессудьте: прежде я при свидетелях скажу, что нельзя того делать.

– Да что ж такое?! В чем дело?

– Ключи тута, – с важным видом сообщил служилый. – Сверху-то лед обычный, а снизу его водой теплой моет.

– Но ведь проехал же кто-то перед нами!

– Дык я ж и проехал – без груза.

– М-м-м… – застонал лейтенат, словно у него разболелся зуб. – Скажи, мы точно съедем на реку завтра?

– Как сказать-то? – ухмыльнулся Митька. – Правильно иль честно?

– Честно…

Митька получал почти удовольствие: на его глазах много дней подряд этот приезжий офицер мучил добрую сотню ни в чем не повинных людей – гнал и гнал их вперед. А теперь он, Митька, мучил его и чувствовал, что останется безнаказанным, – это было почти приятно!

– Ну, коли честно… А коли честно, то, может, и вовсе не скоро доберемся. Тама два перевала имеются. Не велики те перевалы, да псы наши и по ровному еле тянут. Не иначе, там груз на руках волочь придется.

Лейтенант выругался матом – длинно и заковыристо, но как-то беззлобно. Он, похоже, был в отчаянии, но старался сохранить суровый и мужественный вид. Митька даже слегка посочувствовал ему и сказал вполголоса:

– Ваше благородие, мы ж в Нижний острог, кажись, харчи везем. Ты бы подкормил иноземцев да на собачек им малость юколы выдал. Оно и ладно б было, а?

– Я уже думал над этим, – поднял голову Чириков. – Не имею права: мне приказано доставить груз в целости!

– Угу, – кивнул Митька, как бы соглашаясь, а сам подумал: «Доставляй, сволочь, доставляй. Может, по нашим костям высоко залезешь – капитаном станешь!»

– Понимаешь, Митрий, я и так пошел на нарушение: оставил часть грузов в Большерецке, – казалось, лейтенант угадал мысли собеседника и теперь пытался оправдаться. – Я велел их на «Фортуне» весной перевезти к устью Камчатки.

– А ты бы все там оставил, ваш-бродь, – усмехнулся служилый. – Морем-то оно сподручнее!

– Я имею приказ перевозить груз по суше! – развел руками офицер.

– Оно конечно, – с явной издевкой признал служилый, – приказ – дело святое…

Эту издевку пропустить мимо ушей молодой дворянин не смог – кровь прилила к его лицу, ноздри раздулись. Митька смотрел на него и прикидывал: что сейчас будет?

– Прямо поедем! – неожиданно твердо заявил лейтенант. – Под мою ответственность!

– Езжайте, – пожал плечами проводник. – Только при людях скажите, что вож тут ни при чем!

Следующая сцена показалась Митьке почти смешной. В караване было пятеро солдат и унтер-офицер. Они встали в ряд, и лейтенант объявил им приказ: двигаться дальше по льду реки, вожа Митрия Малахова отстранить от должности… до вечера. Перейдя с приказного тона на человеческий, Чириков добавил:

– Тут провалиться можно. Я первый поеду – на груженой нарте!

Трудно сказать, оценили солдаты благородство офицерского поступка или отнесли его к разряду барских чудачеств. Во всяком случае, кроме некоторого испуга, на их лицах ничего не отразилось.

У одного из каюров забрали нарту и, помогая собакам, протащили ее по целине в голову каравана. Алексей Ильич перекрестился и уселся боком на передок. Потом еще раз перекрестился, выдернул остол из снега и поехал совершать подвиг. Зрителей к этому моменту собралось уже человек пятнадцать – двадцать.

По тому, как офицер садился, как держал в руках остол, Митька сразу понял, что будет дальше. Он загадал: десять или двадцать саженей? Оказалось, ни то ни другое – нарта продвинулась вперед саженей на пятнадцать, съехала с колеи и легла на бок. Собаки немедленно принялись кусать друг друга и запутывать упряжь.