На краю империи: Камчатский излом - Страница 40

– Да, слыхал я, будто бывают такие, – согласился Митька, – с Божьим даром которые.

– Во-во! – кивнул Никита. – Тока невнятно, дар это иль наказанье. Их гнобят, а оне работают. Дело руками творят, словно молятся, и награды не просят. Отец Иосиф сказывал, что на таких праведниках держава Расейская и стоит.

– Где ж немцы сыскали таких? – поинтересовался Митька.

– Эт не немцы сыскали – куда уж им! – усмехнулся приятель. – Эт, сказывают, лейтенант русский людей подбирал. В Петербурхе, где корабли великие строят, нашел Козлова Федора, а тот уж под себя мастеровых присмотрел – праведных, значит. Вот и строят от зари до зари, да все по чертежу, все по-ученому! Не впустую бы тока…

На Ушках караван пробыл чуть более суток и двинулся дальше. В этот раз Митька решил нарушить свой принцип держаться от начальства подальше и без особого труда оказался на одном тримаране с лейтенантом. Ему казалось, что Чирикову хочется поговорить, отвести, так сказать, душу. Он не ошибся.

– Господи, хоть что-то у нас по уму делается! – воскликнул Алексей Ильич, глядя на удаляющуюся стройку. – Наш Федор давно мастером быть должен, а он все учеником числится!

– Да, ваш-бродь, – поддержал Митька, – корапь у него большой получается.

– Дело не в этом. В таких диких условиях Федор строит не хуже, чем на Адмиралтейской верфи! Я не нашел ни одного изъяна в его работе!

– Верфей тех мы не видали… – напомнил служилый и попросил: – А проясните, ваш-бродь, су мнение мое.

– Ну, давай.

– Тута у нас, значится, из теса лодки редко делают – накладно больно. Однако ж внятно мне, что доски смолить надобно, а щели конопатить. А оне ж мокрые все – как с таких корапь строить можно?!

– А помнишь длинную избу на берегу? Из нее еще народ по временам голый выскакивал? Вот там доски и парят – сушат в тепле, выправляют или гнут по надобности, – объяснил Чириков.

– Да разве такие лесины в бане усушишь?! – удивился казак.

– Не полностью, конечно, – вздохнул лейтенант. – По корабельной науке дерево нужно долго готовить, прежде чем пустить в дело. Сушить надо на ветерке, чтоб без солнца и без мороза – это премудрость великая! А мы… Тут уж не до жиру – к лету достроить надо. Ладно, хоть баню сделали, а в Охотске «Фортуну» нашу из сплошного сырья строили. Ну, пока вроде плавает…

– Да ты не горюй, ваше благородие, – попытался утешить Митька. – Вам же на ем не всю жизнь плавать. Ну, сходите в эту свою Мерику или на Ковыму-реку и домой.

– Во-во, – усмехнулся Чириков, – вы тут ждете не дождетесь, небось, когда мы уйдем отсюда?

– Ну, мне-то вольготно, – признал Митька, – а народу местному от испидиции одна тягость и разорение. Да и вашим, я гляжу, не сладко. От свету до свету топорами машут, а кормятся так, что и собака сдохнет. Навезли в Нижний хлеба и юколы столько, что всей Камчаткой за год не приесть, а работники в голоде. Что ж за потреба такая, чтобы народ мучить?

– Не знаю… – честно ответил лейтенант.

* * *

Нижнекамчатский острог представлял собой поселение на левом берегу реки Камчатки, километрах в ста от моря. Тут располагалось с полсотни русских дворов, церковь и собственно острог с приказной избой, аманатской «казенкой» и амбарами. А выше острога, километрах в восьми, на устье реки Еловки, стояло другое поселение, из двух десятков дворов, но без крепости.

Когда с разгрузкой батов было покончено, Митька получил «увольнительную» и отправился по своим делам. Как обычно бывает весной, часть застроенной территории вокруг острога оказалась затопленной. Там, где воды не было, под ногами хлюпала грязь, перемешанная с собачьим дерьмом и отбросами, накопившимися в снегу за зиму. Аромат вокруг стоял соответствующий. Раньше для Митьки именно эта грязь была главной приметой весны, а вовсе не журчание ручейков и чириканье птичек. Теперь же ему казалось, что так жить – неправильно, что можно как-то иначе.

Народу в остроге было полно, и все больше приезжие. Местные куда-то подевались. Наверное, они старались не попадаться лишний раз на глаза всевозможным начальникам, которые так и шныряли вокруг. Впрочем, начальниками по отношению к местным жителям, кажется, считали себя все, включая рядовых солдат и мастеровых. Митька сунулся к одним знакомым, к другим, к третьим и обнаружил, что все жилье плотно занято: либо постой приезжих, либо подселились друзья-родственники из затопленных домов. Единственное, что могли предложить гостю хозяева, это поболтать под орешки и поплакаться на чинимые им притеснения. Ночевать на берегу Митьке никак не хотелось, и он решил напроситься спать хотя бы в балаган. Однако осуществить эту идею не удалось.

– Глянь-ка, Митрий, кажись, ищут кого-то! – сказал очередной собеседник. – Уж не тебя ли?

Среди жителей Нижнего острога репутация у Митьки была, мягко выражаясь, сомнительной. Правда, действовало и старинное правило: не пойман – не вор. У него брали в долг под большие проценты, заключали с ним сделки в надежде, что рано или поздно он на чем-нибудь попадется и расплачиваться будет не нужно. В данном случае от дома к дому двигались четверо солдат с ружьями под командой унтер-офицера. Они о чем-то спрашивали жителей и шли в указанном направлении, кажется повторяя Митькин маршрут.

– Высоко ты меня ставишь, Епифан, – усмехнулся служилый. – Чтоб по мою душу да пятеро в кафтанах и с ружьями?!

– Ну, смотри, – пожал плечами старый знакомец. – А то посидел бы у меня в баньке, пока мимо пройдут.

– А и посижу, пожалуй, – согласился Митька. – Береженого Бог бережет.

Банька оказалась крохотной, но рубленной из толстых бревен, с окошком в две ладони под крышей. Из него ничего не было видно, и Митька решил приоткрыть дверь, чтобы поглядывать на улицу. И обнаружил, что она заперта – на засов снаружи. Может, хозяин запер его для маскировки, а может… Впрочем, на Епифана узник почти не обиделся, а вот на себя подосадовал люто – ну и дурак же ты, Митька!