На краю империи: Камчатский излом - Страница 90

К оглавлению

90

– Иван-то?! – Глаза Михайлы блеснули прямо-таки сатанинским огнем. – Да я эту падлу!!. Он мне по Юдоме!!! У-у, бля, сучий потрох! Да я ему башку отверну и в задницу засуну!!

– Экий ты злопамятный, – ухмыльнулся довольный Митька. – Добрее надо быть к людишкам-то!

– Так то – к людишкам! – твердо заявил Смирный.

Глава 7
ГОД 1729, ВЕСНА И ЛЕТО

Конец зимы был, как всегда, тяжелым. День стал длинным, солнце светило, снег таял – все радостно предвещало весну. С другой стороны, тающий снег безжалостно обнажал все, что в нем накопилось за долгую зиму возле человеческого жилья. Былая непорочная белизна между избами превратилась в сплошные экскременты и отбросы. Это добро журчало в ручьях, образовывало лужи и целые озера. Местные жители доедали остатки летних запасов продовольствия. Цены на него подскочили так, что никто его не покупал, предпочитая голодать. На питании морских служителей и их начальников весна сказалась не сильно – они исправно получали свое довольствие, правда «разносолов» поубавилось. Естественно, подняла голову цинга – многие жаловались на слабость, боль в ногах, кровоточащие десны. Митька знал о причинах этой напасти, но делиться знанием не спешил – местные сами успешно справлялись с болезнью, а приезжих ему было не жалко. Исключение он сделал только для Чирикова и Чаплина, настойчиво посоветовав им пить настойку из игл кедрового стланика: хвою нужно мелко порезать и залить водкой или теплой (не горячей!) водой. Про витамин С он им, конечно, ничего не сказал, а выдал рецепт за ительменское знахарское средство.

В конце мая река вскрылась и, как только сошел лед, в низовья потянулись вереницы батов. Они должны были перевезти материалы, такелаж и продовольствие из береговых складов на зимующие суда. Впрочем, их расконсервация началась еще раньше – бригаду служителей отправили на взморье еще по последнему санному пути. К концу мая свезли и самих мореплавателей, которые стали размещаться на «Гаврииле» и «Фортуне».

В переездно-загрузочной суете Митьку припахали по полной программе. Спал он урывками, но и во сне продолжал покрывать серые листы бумаги неровными строчками. Иногда ему снились кошмары, в которых он вдруг переставал узнавать буквы, или, наоборот, он все буквы узнавал, но не мог прочесть ни одного слова. Другим кошмаром стало сложение и вычитание, умножение и деление – все эти пуды, полупуды, третьпуды, фунты, золотники, четверти, осьмины и четверики. А во сне глумливое подсознание принималось все это переводить в килограммы, центнеры и тонны, в литры и пол-литры!

Это только непосвященным кажется, что у писаря или бухгалтера однообразная, скучная работа. На самом же деле это сплошное кипение страстей. Те драмы и трагедии, которые разыгрывались при погрузке, в анналы истории, конечно, не вошли. Юмор ситуации заключался в том, что на сей раз капитан Беринг решил не забивать трюмы под завязку. И Митька прекрасно понимал почему. Снаряжения и продовольствия в Нижнекамчатском остроге скопилось значительно больше, чем может понадобиться экспедиции в последнем плавании. Куда его девать? Привезти обратно в Охотск? Высокое начальство может поинтересоваться, зачем закупали и перемещали по кругу такое количество грузов. Беринг принял мудрое решение – часть излишков оставить на Камчатке, в том числе непосредственно здесь. Каким образом? А очень простым – передать по описи местному начальству.

Этим начальством был комиссар, сын боярский Михаил Петров, у которого фактически закончился срок камчатской службы. Его вот-вот должны были сменить, а тут такая напасть! От приморских складов экспедиции до Нижнекамчатского острога почти сотня километров. Значит, груз надо хранить на месте, приставив надежную стражу, либо перевезти в острог и организовывать хранение там. За порчу и потери комиссару придется ответить своей мошной, если не спиной. А появится сменщик, так все надо будет передать ему – опять-таки по описи. Еще весной Михаил Петров хотел поставить вместо себя заказчика и по первой воде уехать от греха подальше. В конце мая Гаврила Чудинов уже готов был дать хороший окуп за назначение, но в последний момент (кто-то что-то ему нашептал?) платеж задержал и сказал, что рассчитается и примет правление сразу после отбытия кораблей. Все остальные кандидаты предлагали значительно меньше, и Петров решил задержаться. Теперь ему пришлось принимать муку, боеприпасы, снаряжение…

Люди Беринга, естественно, желали оставить поменьше, а записать в ведомость побольше. Петрову с компанией хотелось обратного, чтоб было чем поживиться. А кому нужен, скажем, подмоченный пушечный порох? Артиллерийской стрельбы Камчатка не слышала много лет, а этот порох, будь он даже сухим, для ружей не годился. Сумы с мукой были зашиты и опечатаны. Некоторые из них вскрыли и обнаружили внутри плесень. Конечно же, мука испортились не вся, а сколько? Бог с ней, с «Фортуной», а на «Гаврииле» капитан желал иметь доброкачественные продукты! А испорченные куда? И кто виноват в порче? Мы только охраняли склады, а грузили – вы! А кто безобразно построил амбары? Но вы их принимали и сочли для хранения запаса пригодными! А кто… И так далее.

В этой недолгой, но яростной сваре Митька, разумеется, оказался на стороне команды Беринга. Причем далеко не последним и не худшим игроком этой команды. Противники и подмигивали ему, и на ухо шептали, и шкурки подкладывали. Ничего против взяток Митька не имел: сам всю жизнь давал, а теперь – в кои-то веки! – ему предлагают. Однако в данном случае пришлось отказаться – из высших соображений. Они заключались в том, что, так или иначе, вся экспедиционная отчетность ляжет на плечи Чирикова и Чаплина. Он же давно поклялся лейтенанту и мичману зла не творить – не так уж много на свете хороших людей, особенно среди «их благородий»!

90