На краю империи: Камчатский излом - Страница 91

В общем, оппоненты перестали предлагать Митьке взятки и очень серьезно пообещали «пенек» или «скамейку», когда он попадет к ним в руки. Сомневаться в том, что обещание будет выполнено, не приходилось: казаки прекрасно умели неофициально «учить» сослуживцев. При этом пострадавшему не на кого было жаловаться, он даже следов побоев предъявить не мог, но к службе становился негоден и умирал через один-два месяца. Митька в ответ заявил, что оставаться здесь не собирается – уплывет на одном из кораблей, но ему, похоже, не очень-то поверили. День шел за днем, Митька ночевал на «Фортуне» или на «Гаврииле» в некомфортных условиях и сунуться на берег не решался. Ительмены со своими батами, работающие на погрузке, ничем ему помочь не могли, даже если б захотели.

Отплытие было назначено на 5 июня, если ветер будет благоприятен. В непрерывном бухгалтерском аврале последних дней Митька так ничего и не придумал для своего спасения – некогда было. Вечером третьего числа младший комсостав на «Гаврииле» отмечал окончание погрузочно-разгрузочных дел и заодно повышение в чине одного из основных хозяйственников экспедиции. Труды матроса Ивана Белого были оценены самим Берингом – своей властью он произвел его в подхиперы, правда с прежним пока окладом. На носу собралась разночинная компания работяг-тружеников, к которой примкнули штурман Энзель и лекарь Буцковский. Денщики раздали чарки, Савелий притащил пузатую баклажку и, соблюдая очередность по чинам, наполнил посуду. Чириков уже собрался провозгласить тост, и тут выяснилось, что нет Митьки. Собравшиеся сочли это совершенно недопустимым – как же без него?! Денщикам было приказано оного казака сыскать и немедля сюда доставить.

Долго искать и дважды приглашать Митьку, конечно, не пришлось. Выпили, закусили черемшой по местному обычаю, закурили трубки.

– Что невесел, казак? – хлопнул Митьку по плечу Чаплин. – Что буйну головушку повесил?

– По дури он все! – рассмеялся Чириков. – Шел бы с нами в море – был бы всегда сыт, пьян и нос в табаке!

– Вот уж извиняйте, – скривился служилый. – Наплавался я с вами – в тот раз чуть не утопли! Ищите уж эту Жуану да Гаму без меня!

Митька тут же пожалел, что помянул название мифической земли, – с лиц лейтенанта, мичмана и штурмана исчезли улыбки, в глазах появилось выражение, больше всего похожее на тоску. Служилый растерялся, попытался загладить проступок, но сделал только хуже:

– Да чо ж вы кручинитесь?! Далече не уплывете, а там и домой! Нешто по сродственникам не стосковались?

– До наших родственников еще пол земного шара ехать, – грустно усмехнулся Чириков. – Тебе хорошо, ты, считай, дома.

– Вот уж не знаю, кому лучше, – возразил служилый. – Вас пирогами встречать будут, а меня дрекольем.

– Что ты имеешь в виду?

– Что имею, то и введу, – хмыкнул Митька. – Вон она, родня моя, на бережку дожидается! Мало я им зимой по коммерциям соли на хвосты насыпал, так теперь с грузами складскими подгадил!

– Как это?!

– А то вы не знаете, ваш-бродь?! Я ж им не дал ни муки, ни соли заныкать – все по весу вписал в реестру. Нешто им в радость такое?

– Ну, а что ж ты, Митрий?..

– Дык, ваш-бродь, а ну как опосля за ту соль да муку с вас спросится? Али с Белого? Иль Петра Авраамыча к ответу призовут? Нет уж, вы мне зла не делали и я вам того творить не буду! Пусть хоть чтой-та здеся по-честному будет.

– Они захотят тебе отомстить?

– Не то слово!

– Как же ты жить-то среди них будешь?!

– А не привыкать мне! – заверил Митька. – Я ж с Большерецка, а это – нижнекамчатские. Мне б отсель выбраться, а тама они меня не достанут – руки коротки!

– Так плыви с нами! – опять предложил Чириков. – Если не погибнем, то капитан обязательно зайдет в Большерецк на обратном пути.

– Знамо дело, зайдет, – кивнул служилый. – Тока от его благородия Беринга мне на земле кой-чо сотворить велено. А не сполню, будет худо. Потому и не берет он меня в плавание!

– Погоди, Митрий! – воскликнул Чаплин. – В чем беда-то? Пока мы здесь, уж всяко в обиду не дадим! Давай мы просто отвезем тебя на берег да присмотрим, чтоб не тронули!

– Вот вам докука…

– Слушай, в беде друзей бросать – не по-божески! – заявил мичман. – Пойду к капитану – шлюпку просить!

– Не надо, Петр Авраамыч! – остановил его Чириков. – Моей власти хватит. Я с вами поеду.

– Прямо сейчас?!

– А когда ж? – пожал плечами лейтенант. – Ночь светлая, а завтра, может, в поход идти. Собирайтесь!

– Ну, тока это… – растерялся от такого напора Митька. – Мне ить чо надо-то? Мне б вон туды на берег попасть, чтоб бат свой забрать и барахлишко кой-какое. После того пойду вверх по реке. Коли сразу служилые за мной кинутся, враз нагонят, а коли не сразу – уйду, в протоках затеряюсь. Тада им меня уж не взять.

– Ясно! Поехали! Кто на веслах?

Неуклюжую четырехвесельную шлюпку подтянули к борту. В нее перелезли четверо матросов, Чаплин, Иван Белый и Митька с ворохом шкур, в которых он обычно ночевал на палубе. Последними спустились Савелий и Чириков. Денщик тащил небольшую кожаную сумку с чем-то тяжелым, а лейтенант… оказался в полной морской форме, в парике, шляпе и со шпагой на боку, которая ему очень мешала. «А вот это – правильно!» – мысленно одобрил Митька. Отчалили…

Ночи действительно были светлыми, и лагерь служилых полностью никогда не спал – обязательно кто-нибудь бродил среди шалашей или сидел у костра. А двум охранникам возле складов вообще спать не полагалось. Ительмены кучковались в сторонке. Место им досталось мокрое и продуваемое всеми ветрами. Костров по ночам они не жгли, но время от времени кто-нибудь ездил на бате проверять сети. В обязанности иноземцев, кроме прочего, входило снабжение казаков свежей рыбой. Шел отлив, и шлюпке возле них было не причалить, пришлось вылезать на «казачьей» территории. Как только это случилось, раздался прерывистый свист – не сигнал тревоги, а просто привлечение внимания. Из барабар полезли заспанные служилые: